Девочка и два ее спутника шагнули вперед.
В зале прошло легкое движение. Телохранители заслонили президентов и министров. Голубые береты — внутренняя полиция СОН — появились невесть откуда. Часть их застыла в дверях и у проходов, прочие же обступили узкую полоску ковра.
Немногочисленные доверенные журналисты прилипли к видеокамерам.
Ступить на ковер голубые береты не могли. Невидимые стены загораживали его с обеих сторон от воздействия извне. Шум в зале нарастал.
Остановившись у трибуны, Лиза вежливо обратилась к смятенному выступавшему.
— Я ужасно сожалею, что прервала вас. Не было другой возможности. Я и мои друзья должны сделать очень-очень важное сообщение. Вы позволите?..
— Нет!! — завизжал тот, отшатываясь. — Не позволю!.. Как вы смеете?!. Я Председатель Комитета!..
«Председатель дохлых крыс!» — пронеслось в голове у Лизы. Девочка крепко-накрепко сжала губы, чтобы обидные и несправедливые слова эти не вырвались у нее.
Голубые береты, обступив трибуну, уже протягивали руки, чтобы вытащить оттуда решительную школьницу.
Но тут в дверях троллейбуса выросла Алена. В руках ее был крохотный, словно игрушечный, автомат, напоминавший израильский «узи», и девочка держала его, как надо.
Кстати, в детских руках автомат не казался маленьким и выглядел вполне натурально.
Аленка вскинула оружие к плечу, нажала на спуск, и дробь выстрелов разнеслась по залу. Впрочем, звуки эти напоминали, скорее, упражнение на ксилофоне.
Полицейских, окружавших Лизу, подбросило к потолку. Блюстители порядка непременно расшиблись бы, падая вниз, но над каждым из них раскрылся голубой парашютик. Медленно и плавно, словно подчиняясь неведомому танцевальному ритму, охранники перемещались в воздухе.
Лиза придвинула стул к чересчур высокой для нее трибуне, уверенно забралась на сиденье и водрузила на нос очки.
— Так будете слушать или нет? — хмуро спросила она. — Я понимаю, вам трудно, взрослым. Сказки давно позабыли, забот полон рот и все тоскливые. Войны, грязь, жара, голод, холод. Там еда пропадает, тут еды не хватает. Собираетесь, собираетесь со всего мира, а решительности, единодушия все равно не видать. Я слышала, вы даже взносы в эту свою контору не платите. Значит — что, сами в нее не верите?..
— Ой, что это я болтаю?! — спохватилась девочка. — Мы же не ругаться пришли, мы, честно, по делу! Будете слушать, или нам уйти?
Несколько рядов кресел, расположенных в форме подковы, огибали длинный стол для заседаний. Очевидно, во внутреннем ряду, близ стола, сидели самые важные персоны. Оттуда и поднялся в ответ на реплику Лизы немолодой мужчина.
Усталое смуглое лицо с очень правильными, как бы сглаженными, чертами. Большие карие глаза за стеклами в светлой массивной оправе. Неожиданно резкие складки в углах рта. Пепельно-седые, вьющиеся короткие волосы.
— Я полагаю, не будет большой беды в таком вот фантастичном нарушении регламента. — Голос незнакомца оказался тих и очень мягок. — Безусловно, трудно поверить в то, что происходит с нами. Сам я склонен думать, что сплю и вижу сон. Второе предположение — все мы стали жертвами массового гипноза, это очень страшно. Третье. впрочем, давайте выслушаем девочку.
Наступила тишина — чуткая и внезапная.
Лиза набрала полную грудь воздуха, застыла на секунду, окончательно самоопределяясь, и начала рассказ.
— И если вы хотя бы не глупее детей, — к концу речи Лиза не на шутку разгорячилась, — немедленно договаривайтесь и отдавайте им ракеты! Атомный заряд в них уничтожить мы вам тоже поможем. Вот он поможет! — девочка показала на Печенюшкина.
Федя с достоинством поклонился.
— Они оба рыжие, — выдохнул кто-то в первом ряду. — Идиотская, безумная клоунада. Ущипните меня, господин министр, только незаметно. Хи-хи-хи. Ой!..
— Лиза Зайкина, пятый «А» класс, Россия! — выкрикнула девочка, забывшая сначала представиться.
— Да уберите вы эту куклу! — огромный военный в яркой до опереточности форме вскочил во втором ряду кресел, потрясая кулаками в истерике. Черные прилизанные кудри его встали шапкой, жесткие усы встопорщились. — Опять Россия! Всюду Россия! Сколько крови попортила мне эта страна!..
Алена хладнокровно спустила курок.
Генералиссимус (или кто он там был) полетел вверх и завис над люстрой, отчаянно болтая растопыренными руками и ногами. Некая часть его тела оказалась выше всех остальных. От нее на тонком тросике поднимался малиновый воздушный шар, упершийся в потолок.
Мощным баттерфляем военный разгребал воздух.
— Гляди-ка! — удивился Федя. — Летчик, что ли?
— Так нельзя, Аленушка! — Печенюшкин оказался на стуле рядом с Лизой. — Ох, портит детей телевидение!
Он легонько махнул рукой в сторону люстры, и пестрый брюнет оказался в своем кресле внизу. Малиновый шар пропал, перенеся окраску на щеки брюнета.
— Требую разбить видеокамеры! — заорал военный.
— Доктор! — Пиччи обернулся к троллейбусу. — Без вас не обойтись. Скромность скромностью, но вы же видите, что творится!
Аленка дисциплинированно подвинулась, освобождая проход.
Пожилой индиец сбежал по ступенькам в зал. Быстрыми шагами он прошел по ковровой дорожке к подкове кресел и, спустя несколько мгновений, оказался в объятиях седовласого мужчины в очках. Того самого, что позволил Лизе говорить.
— Доктор!.. — растроганно, не веря глазам, бормотал седой. — Дружище Брахнамур! Вы живы! Целый год мы ищем вас по всему свету.
— Сбылось. — шептал врач, хлопая друга по плечам. — Я знал, что мы непременно встретимся вновь. Мой верный старый Перес.